V111
Сон Ясенева
1
Откуда было взяться румянцу на его бескровном лице?Зеркало не давало ответа.Сомненье подбиралось все ближе, вызывая дежурную боль в висках.Он топтался на одном месте, мешкая принять снотворное, в то время, как рот его кривился не без усилия в улыбку, показывая местами неровные зубы.Бесхитростные глаза - щурки прицельно били по всей фигуре, по тому месту, которое отважилась взять пятерня на сердце, притупляя тем самым боль.Он, было даже, взялся припоминать физиогномические выкладки последних самых штудий, но тотчас отмахнулся, беспричинно улыбаясь самому себе.Он еще и еще раз принимался взыскательно за лицо; благо, ему вот - вот удалось схватить вместе с улыбкой ту просительную мертвенность, которая нередко выступает на лицах покойников.Только - только ему приходило на ум принять напускную холодность, как он, пристыженный, оправлялся немедля от минуты приступом взявшейся слабости.Веко сбивалось на рабочий ритм сдержанного дыхания, нехотя поднималось до той высоты, которая уважительным самоотводом закатывалась в щелки.Щека, точно отделанная под орех, ходила ходуном, исправно вызывая тик, шаманя, с легкой руки неврастеника, над призрачным счастьем лицедея.Во всем принимая сторону двойника - паяца, разбирая его глум в подробности, без пристрастия, правда, он, вместе с тем, находил, что его педантизм далеко уступает таковому подлинника.Часом открытое обстоятельство радовало и огорчало его одновременно.Над самой бровью, забегая немного вперед, морщинка уступала место более или менее связному течению мысли.Он деланно улыбнулся своей проницательности, безотчетно и робко, высмеивая трогательность в глазах двойника, начинавшего запотевать от его близкого дыхания.Он дышал прямо ему в лицо, сначала робко, дальше, восстанавливая себя в правах, перешел на кашель.В отчаяньи он обводил черты пальцем и тыльной стороной ладони стирал и стирал, горячась предупредить дыхание.Вконец обессиленный, он отвернулся от зеркала и бросился, не раздеваясь, на кровать.
2
Тонкое лицо его выразило злобу; верхняя губа нервно задрыгала, глаза жестко впились в незнакомые черты, выигрывая время."Подождите, ради бога, подождите.Я пришла сказать..." - захлебнулась она на слове, глядя в прямо наставленные на нее глаза."Да, я только...нет, меня просили передать для вас вот это".Она закончила и, старательно запуская руками перед собой, близко - близко, на вытянутую руку подошла к нему нерешительно."Вот, тут все".Видно было, что голос решительно отказывается принимать твердость, а, лицо, - серьезность; она вымученно улыбнулась, все более теряясь.Он взял из ее рук вещь, по форме заключающую в себе коробку, зачехленную в красную тряпицу; так, как отливала ткань, можно было сказать, что это бархат."Зачем вы здесь?Что тут?"Он вслепую водил ладонью по предмету, как если бы разглаживал несуществующие складки."Зачем вы здесь?Чем обязан?"Боясь отпустить ее от себя, он повелительно двинул головой, не так далеко, предоставляя ей место."Вам, разве, не все равно", - так же легко отвечала она и осеклась, видя по его глазам, как кровь приливает ему в лицо.Они сели, бок о бок; она перехватила его взгляд."Я была ей как...ну, сестра, что ли.Нет, много ближе и дороже".Больше не говорили и сидели без движения.Часы показывали шесть, седьмой.И больше не на чем было остановиться взгляду.Только платье на груди пришелицы высоко собиралось на одном дыхании, по - детски робком и, вместе с тем, энергичном.Нет, более ничего, ровным счетом, не выдерживало взгляда.Вповалку книги и бумаги, тут и там разбросанные, образовали канцелярию, богом забытую.На табурет, поставленный на попа, взгромоздилась электрическая плитка, тут же покоился кофейник.Посуды, чтобы готовить пищу, не было.Она придиралась не столько к вещам, которых почти не было, но сколько к беспорядку, который был повсюду и бросался в глаза."Вы... - она вздрогнула, он заметил это, - ...когда в последний раз...когда она уехала?Она просила что - нибудь передать?Она оставила что - нибудь для меня?"Ее взгляд упал на его колени, он обоими руками держал шкатулку.Он все понял."Вы похозяйничаете тут без меня", - точно можно было скрыться с глаз в этой маленькой комнате, от чьих - либо, и быстрым шагом перебрался на тахту.
3
Она легко откинула волосы, менее всего заботясь произвести впечатление, подобрала под себя ноги и, щурясь, пристально взглянула ему в глаза.Он отметил про себя то обстоятельство, что она близорука."Много курит", - первое, что пришло на ум.Верно, она порывисто, всем телом, потянулась ("Бог ты мой, не столько к пачке, сколько к нему") за сигаретами, роняя на весу две - три, уже выщелкивая и прикуривая от зажженной спички."Как это все грустно", - думала она, глубоко затягивалась, без опаски стряхивала пепел себе под ноги."Что же нам мешает быть вместе?" - она уронила голову себе на грудь; ее присутствие выдавало дыхание, детское и, вместе, задерживающееся подолгу на выдохе дымка сигареты."Нет, она не ребенок, она никогда не перестанет быть им.Почему мы не можем расстаться?Только ли потому, что никогда не признавались в своем влечении друг к другу.По прошествии времени оглядываюсь не столько назад, сколько на женщин.Вижу ее.Единственное, что она себе не позволит, взять себя.Господи, зачем все это?"Он знал, что она не передаст ему сигарет.Он было потянулся за лежащими на полу сигаретами, но она предупредила его, отвела руки и спрятала лицо в коленях.Он не прикасался к ней."Ведь ты помнишь, ты не можешь забыть тот вечер, как и я не могу забыть с тех пор своего одиночества.Мое состояние передалось тебе.Мы пили вино и знали, что рядом с нами никого нет.Что мешало мне положить руки на твои плечи, и что не позволило тебе найти мои объятия?Почему я ласкала мужчин и запрещала себе видеть в них тебя.Этот прием я забыла навсегда.В твоих глазах я видела грусть.И только?Нет.Тогда я ушла с другим мужчиной; не к другому, ты понимаешь?А приходила к тебе.Ты понимал меня и то, что я не осталась с тобой, тоже.Что за ночи фантомов вдали друг от друга, ночи исступленной лжи и безотчетность в выборе любовников.И невозможность вернуться к самой себе, той невысказанности чувств, подчас заполняемых новой ложью.Я ждала протянутой руки, одного пожатия.Нет, жеста не случайного и театрального, и, меньше всего, дружеского.Никогда не отвечу на твою дружбу".Окно было открыто створками в комнату.Ветер, холодный ветер, пучил тюль, и в полные легкие разошедшейся стихии врывался в жилые стены, остужал здесь свою напористость и, быть может, пыл любовников.Она откинулась на спинку дивана, не освобождая подобранных ног.Она уже зажигала свечи на пододвинутом стуле и установленном на нем светильнике с тремя розетками о трех свечах.Все три стеариновых огарка были зажжены ею от одной зажженной спички; их она обнесла против часовой стрелки, должно быть, возвращалась мыслями к далекому прошлому.Что было для них годами выдержанное молчание?Хорошим вином, которым он уставлял импровизированный стол - складень из двух табуреток и положенной на них столешницы.Еще была ваза из поддельного стекла, без воды, с тремя нераскрывшимися розами.Тут же сигареты и два стакана.Вино вот - вот должно было быть налито на треть (о!она это хорошо помнила) стакана и, притом, на слух.Он разливал вино и глядел прямо в глаза человеку, которому оно предназначалось.Что было за этим?Только ли деланная бравада на людях, ему близких.Было замечено, что среди людей мало знакомых и столь же мало ему симпатичных он, подчас, стушевывался.Пил всегда много и редкий раз не до бесчувствия.Она знала эту его черту, одобрять не одобряла, но он не слышал от нее ни слова осуждения и упрека.Это было одиночество, она не могла не знать, что принесет ему только боль, если откроет свое отношение к его пристрастию к спиртному.Иногда, она видела, он ждал от нее нарушения установившейся традиции.Она не могла объяснить даже себе, для чего она держит его в ожидании.
4
Спустя неполных три года после их знакомства он получил по почте обычный с виду конверт, надписанный незнакомой ему рукой.Или, ему хотелось, чтобы она была незнакомой.В пакет была вложена страничка дневника, ее дневника.Подлинник был налицо.Да, он обратил внимание на дату, в верхнем левом углу стояло:26 сентября 89 г."Осень, она любит осень", - подумал он, прежде чем перешел к чтению.Лицевая сторона листа по линии обрыва заключала в себе стихотворение, обратная - собственно текст.
"26 сентября 89 г.
Нет, не грусти, пройдет печаль,
в тобой забытый дом вернешься.
Набросишь мне на плечи шаль,
устами уст моих коснешься.
Что я скажу тебе?Ждала,
не смея ждать, несла страданье?
Я силы жить в себе нашла,
себя отдав на поруганье.
Ты не оставишь ласк со мной.
Я отдаюсь безумной страсти
любви, исполнившись тобой.
В твоей я быть желаю власти.
Эта осень и эти дожди захлестывают твою грусть.И то, что ты одна, совершенно одна, обещает впереди еще большую потерю, потерю одиночества.Можно отказаться от всего; от свободы, от самой себя, и заручиться обеспеченностью и достатком первого встречного мужлана.Моя любовь к самой себе затмит его мужскую гордыню.Или, жить подаяньем.Если б только знать, что нищенкой я скажу ему больше, чем говорит о том вся невысказанность моих слов, тогда меня увидят побирающейся в святочные дни у церквей; в поминальные дни у кладбищенских оградок; в привокзальной толчее под палящим солнцем и с непокрытой головой.Или пасть так низко, что свидетельствовать обо мне будет само преступление, подлог под собственное ничтожество.Он рассмеется тебе в лицо при встрече, подаст неразменную копейку, и бросит казарменно:"Оцени себя и дай мне сдачу".Жертвенностью его не купить.Ах, Мари, это ты мне оставила в назидание:"Любовь уменьшается, если не может больше возрастать".Твои слова, Мари, не могли быть произнесены из уст в уста.Твоя чистота не знала триумфа мужского посягательства.Ребенком ты знала, что сохранение ее возложено на скорую смерть.Почему же ты обрекла себя на чистоту и желание жить не взяло верх над смертью?Почему смиренно снесла слепую волю Творца.Не помыслила о бунте плоти?Почему я не могу скостить себе вину, видя свершенное тобой заблуждение?Я посвящена в преступность, как ты в святость, но продолжение жизни не имеет над моим желанием никакой власти.Я не нуждаюсь в твоем порицании, исполнившись волей Творца.Я не ищу оправдания чьего бы то ни было; любви, быть может, еще меньше, - теплоты к себе.Не человеческой и участливой, а мужской.Что мешает ему прийти ко мне, или принять меня такою, какая я есть?На дворе ночь.Дождь делает всех домоседами; и меня, часом, ничто не заставит плестись в бездорожье в сад, давно обезлиствевший, где привольно шныряет ветер и дождь идет ему подельником.Они принимали мое с ним родство.Какой грустью отмечены его глаза, когда он смотрит на меня.Я открыта для него, но пожелай он прикоснуться ко мне, я уйду..."Дальше
он не стал читать."Бред девчонки, которой не дашь и пятнадцати.Спасает почерк и позволяет накинуть корреспондентке еще с пяток годков.На деле, так оно и есть:возрастное.Стихи...полуахматовщина.Переживание ребенка и, не понять, откуда в ней чутье на трагическое.Впрочем, это не забавляет, но, странно.Признайся себе, что здесь ты позер".Он поиграл конвертом в руках, намеренно отдаляя минуту его уничтожения, думая разжечь им печь.Однако, передумал."Этот документ свидетельствует против нее".Почему эта мысль пришла ему на ум, он себе не ответил.Ответ пришел много позже.Тогда же он спрятал конверт в последнее по выходу издание ожеговского толкового словаря, и в дальнейшем его не перечитывал.Он сел за письменный стол и набело переписал с черновой тетради днем ранее написанное стихотворение.Собственно, оно писалось для нее, но он никогда не задумывался, как оно будет ею получено.Машинописный лист покрыли шесть четверостиший.
На вас лица нет, ангел мой,
в большом смятеньи ваши чувства.
Вы помните, для вас одной
стихи, прочитанные устно.
Я с вами откровенен был
в ответ на вашу откровенность.
От вас не скрою, я любил
улыбки вашей неизменность.
С глазами, мокрыми от слез,
встречали вы меня словами:
"Я не хочу прощальных роз,
я навсегда останусь с вами".
Не открывайте глаз при мне
и не кладите рук на плечи.
В пылу любовном и огне
не с вами проведем мы вечер.
Вас нет со мной, и я грущу,
не знаю сна, не знаю жизни.
На бога вне себя ропщу,
к вам я не знаю укоризны.
Себя на мысли я ловлю:
рок кознедействует над нами.
Всем сердцем вас благодарю,
и всей душой, спасенной вами.
Он не забыл приписать слева вверху гриф:"С посвящением N", сложил лист с автографом вчетверо, вложил в надписанный конверт и решил назавтра отправить его по адресату.
5
"Что она могла сделать для него?Воспоминаньем пережитого омрачить его безмятежное, часом, чело; вспугнуть хищной птицы крылья - брови и перенести их стройное тело к ногам той, которую он даже в пьяном бреду не назвал подругой.Стервятник над своей жертвой:что я для него?Это было в сочельник..." - она помнила тот вечер.
Снежная буря улеглась; колкая на звезды ночь вступила в свои права, брала верх над хмельной чувственностью подвыпивших гостей.Молодые люди неохотно вставали из - за стола, поднимали, надо думать, не в последний раз за вечер, бокалы с шипучим вином, по - одному, по - двое подходили к окну, вглядывались в рождественский мрак, говорили проникновенные слова, отходили с шумом, образуя толчею у вешалки, влезали в польта и шубки, нахлобучивали шапки - ушанки и шерстяные шлемы на головы, выпрастывались вон из комнаты на лестничную площадку, дальше, на двор, на свежий воздух, столь же пьянящий для прокуренных легких, сколь и отрезвляющий.Он был строг во весь вечер, не исключительно с ней, но и с друзьями и приятельницами, пил мало, чем вызвал на себя взгляды любопытствующих, впрочем, скрываемых под видом дружеского участия в общем настроении вечеринки, едва закусывая и редкий раз ввязываясь в разговор с соседом или соседкой по столу, как правило, ненадолго.Для нее не осталось незамеченным то обстоятельство, что он не то чтобы скучал, но, скорее, отсутствовал в полном смысле этого слова.На дворе они остались одни, точнее, их оставили вдвоем.В нескольких шагах впереди от них люди шумной гурьбой пересекали проезжую часть улицы, двигались по направлению к саду. Они шли следом, только замедляя шаги и, пока не произнесли ни слова.У дороги они остановились, летящее авто обдало их вспышкой света.Войдя через раскрытую половину чугунных ворот в сад, они не пошли по центральной аллее, как все, а свернули влево, зная здешние дорожки и думая обойти сад по периметру ограды и встретиться с гуляками на выходе.Там, где натоптанная за день дорожка сужалась и требовалось пройти одному человеку, он пропускал ее вперед, дальше они вновь сходились плечом к плечу, ступая шаг в шаг, всю дорогу молчали.Ночь была морозной и в хрящики ушной раковины впивались иголки мороза.Они то и дело прикладывались оттирать уши, веселясь при мысли о неловкости, в которую оба поставлены настоящей встречей, тем не менее, подавляли в себе прилив действительной радости и ни словом не выказывали этого друг другу.Каждый догадывался о чувтвах другого и хранил молчание в знак признания за ним права на тайну.Должно быть, звездный ковер, а не хрустящий наст, устилал пред ними полночный путь.Это выражалось уже в том, что ни один из них не устремлял своего взора к небу, но старательно отводил глаза под ноги, отыскивая свой островок звезд и безошибочно находя в нем путь если не к сердцу, то к пониманию трагедии родного тебе человека.Никто б из них не признался другому, что ждал, не столько встречи самой, сколько возможности отвоевать у вечности или безвременья короткий час свиданья и заполнить его без остатка своим чувством; быть может, разделить его с другим, безмолвно, бесплотно, ибо, не представляющуюся возможность разделить ложе любовники зачастую компенсируют избыточностью чувств, которая имеет природу сообщающихся сосудов.Над ними, в головах, была полная звезд ночь.Они порядочно оторвались от команды праздных гуляк, чья нестройная многоголосица аукалась им на выходе из сада.Они не спешили, нет.Везде был снег, большинство дорожек в саду были не расчищены (по всей видимости, у дворника выдалась предновогодняя неделя) .На хвойных лапах декоративных елей, образующий парадный пятачок у многократно повторенной в своей вульгарной множественности подбитой на бронзе фигуры, покоился снег, отчего ветви дерев царственно провисали.На обезлиствевших тополях снег не оседал столь массивно, здесь ему не на чем было удержаться.Скамейки и те припорошены снежком, обойденные об эту пору вниманием влюбленных пар, молодых мамаш, старцев с неизменной газетой из летнего киоска.Фонарей не было во весь путь, один - два, налившиеся пивной кружкой, попались им на глаза, но в таких неожиданных местах, что вызвали у них улыбку.От окраины ближе к центру парк скрадывала темнота, на периферии же его они и обнаружили заблудшие сюда пару светильников.Нет, ночь не восставала против посягательств человека на безмолвие, которое таили в себе пустынные аллеи, она хранила молчание.
6
Она заговорила, ей в первое лицо необходимо было выговориться.Казалось странным, что прямая речь ее не нарушила внешнего покоя говоривших; точнее, говорила она одна, он же внимал ей с сосредоточенным видом.Слышал ли?Да, слышал.Она знала эту его привычку отстраняться от внешнего проявления внимания к собеседнику, сосредотачиваться исключительно на предмете разговора."Совершенно некстати мне приходит на память Романс Поэта.Почему - то только в нашем саду.Как это ни странно, бывая в Александровском, я скорей смиряюсь с полнотой своего одиночества.Одиночество..." - она боковым зрением уловила едва заметную перемену в его лице, над переносицей собрались морщинки, - продолжать ли?""Как ты успела заметить, я продолжаю слушать",-он не менее тонко прочувствовал выжидательную паузу и проговорил свои слова ровным голосом.Это ее успокоило."Да, одиночество...Я часами могла проговаривать этот монолог про себя, только что не заучивала наизусть; что - то подсказывало мне:провиденье хоть однажды предоставит возможность сказать pro domo mea несколько слов.Но, я б хотела не столько выговориться, сколько быть услышанной тобой, и открываюсь тебе не как благодарному слушателю,- мои требования несколько шире.Не знаю, вправе ли я говорить о родстве наших душ.В наших отношениях, а я не поверю в их неподлинность, никогда не было братских или дружеских чувств, будь то привязанность или симпатия.Что - то возвышало нас в глазах друг друга, пусть, против собственной воли.По крайней мере, одному из нас его совесть будет порукой за чистосердье сказанных слов.Другому...Опять же, неизвестно, помогут ли его сердечные нети разобраться в своем вероломстве; мои чувства к тебе вправе быть уважены, пусть и попранные не единожды.Могу ль я так говорить с тобой, ведь ты не заподозришь меня в высоком слоге?" - само дыхание ее, сбившееся на волнение, выдавало проникновенную нежность сказанных полувопросом слов.При этом она не смело перехватила запястьем изгиб его локтя.Он не отстранился и не отдернул руки, но они остановились."Да, то есть нет..." - не зная как заполнить неловко образовавшуюся брешь, он помешкал с ответом, переминаясь с ноги на ногу, собрался было тронуться дальше, строго развернувшись по направлению пути их следования, но раздумал.Она оставалась стоять на месте, точно срослась стройными ножками -корнями с землей, и полными неподдельного озорства глазами следила за ним.Он помнил эту ее особенность трунить над ним в редкие минуты несобранности мыслей и, еще больше, несообразности им поступков; в эти минуты она запечатлевала с фотографической прицельностью недетский его сомнамбулизм.В озерцах ее глаз плескалось озорство, отчего он еще больше смутился, если не пришел в отчаяние.Он пошарил у себя в карманах, выудил пачку сигарет, не обнаружа спичек, вновь начал рыться в карманах пальто.И на этот раз ничего не нашед, он виновато посмотрел ей в глаза.Она подала ему спичечный коробок, вложенный в серебрянную спичечницу.Эту спичечницу он подарил ей с год назад, на рождественскую ночь, которую они провели у ее подруги, в обществе веселых молодых людей и их приятельниц.Она, помнится, залучила его на вечеринку прямо с улицы, где они встретились у Торгового центра, делая предновогодние приобретения.Он тогда с большим запасом впрок закупал спиртное, над чем она не преминула посмеяться."Ее подруги..." - воспоминания горячей волной прилили к головному мозгу и, будто от принятой водки, стали растекаться по кровотокам тела.Она уловила перемену его настроения, но не подала виду, только в чертах ее лица прибавилось сдержанных и жестких линий."Да, у ее подруги..." - он осунулся с лица при воспоминании о давней встрече, взял у нее спички и раскурил сигарету.Не в его правилах было давать прикуривать девушкам, и он затушил спичку и вернул ей спичечный коробок.Она с видимым неудовольствием прикурила сигарету, сожалея о том, что своей выходкой повергла его в задумчивость, граничущую с отрешенностью.Не стоило ей показывать злополучную спичечницу и вызывать тем самым приступ болезненных воспоминаний.Впрочем, он вскоре оправился."Ты, верно, не знаешь, как эта спичечница попала в мои руки, или же я тебе рассказывал об этом?"Она покачала головой."Нет?Это было в Петербурге, я гостил у приятеля, с ним мы коротко сошлись еще в студенчестве.Он оставил мне квартиру, а сам подался на заработки.Улыбки здесь ни к чему, это не то, что ты думаешь.Дабы развенчать твои сомненья, у меня никогда не было подруг и любовниц.Никогда...Днями я безвылазно торчал в Публичной библиотеке, а под вечер спускался в подвального типа забегаловку.Окололитературная шелупень цедила кофе и коньяк, закусывая через раз сосисками, а, так, острословием и сигаретами.С одним из таких бородачей и балагуров мы говорили о Ницше.Тогда я был юн и в полемическом пылу с долей непечатного цинизма говорил примерно то, что Ницше не эстет;падающего к пропасти подвигать не следует, он обрящится сам.Эстет - чистое созерцание, без механического к тому усилия.Мы разошлись до того, что нас вытолкали взашей из прокуренного кафе, и мы долгое время слонялись по городу.Быть может, на какие - то вещи он открыл мне глаза.Мы простились коротко, и перед своим уходом он вложил мне в руку маленький предмет.Когда знакомец скрылся, я рассмотрел тонкую работу на серебре.Это была миниатюрная копия Ники Самофракийской из Луврского собрания.С его подарком я был неразлучен лет пять, потом он перешел к тебе.Все это странно..."Он в несколько глубоких затяжек докурил сигарету и бросил окурок себе под ноги.Они направились дальше в глубь аллеи."Ты помнишь, как произошло наше знакомство?Оно было до странности фантастичным, впрочем, как и все, связанное с тобой".Она не дожидалась ответа, поспешая с воспоминаниями."С появлением твоих стихов в некоторых кругах в нашем городе о тебе заговорили тепло и недоброжелательно одновременно, дифирамбам неизменно сопутствовали злословье и ересь, бесстрастия не было.Фарисейство не в последнюю очередь торопилось с объятиями и лобызаниями.Ни к какому хору мой голос не принадлежал, и соло мое исполнялось куда с более скромным видом.Нашему очному знакомству предшествовало несколько курьезных, если не сказать, комичных вещей, связанных отдаленно или прямо с твоим именем, с твоими стихами, с людьми и исходящими из их уст легендами, проливающими свет на мое представление о тебе.Поспешности с моей стороны не было; я, точно промокательная бумага, впитывала и чернила, и белила.Мне показали стихи некоего юноши под инициалами N.N.,тогда еще никому ни о чем не говорившие.Но, стихи...Даже сейчас, спустя несколько лет, первое впечатление, полученное от их чтения, перебивает последующий пиетет перед подлинником и их творцом.Говорю без лицедейства, поскольку личного мотива отшатнуться от них у меня тогда не было."Вы отмолчались, слава богу, тревогу мне внушая, страсть.Вы мне предстали недотрогой, приобрели над сердцем власть".Дыхание стесняет грудь, когда повторяешь эти строки.Счастливица, коим образом вдохновлено изысканное перо поэта, никак не обнаруживала себя.Инкогнито не разрушалось неожиданно схваченной метафорой его очаровательных черт.При моей чуткости, ни один коготок анализа не впился в живую плоть анонима.Мастерская работа.Даже смутно я не могла представить, что за бесплотными чертами героини скрывается одухотворенный образ моей подруги; не разумела, что все твое творчество под знаком посвящения ей.Тогда я была связана мужчиной, и к новому увлечению готова не была.Больше, чем увлечением, я ни одну связь с мужчиной не называла.Хотя, шалая мысль проницала сознание не однажды, и, я было решилась завести твое самолюбие, в себе я была уверена.Вскоре у подруги я обнаружила машинопись твоих стихов и прозаической вещицы, где мистерия любовного треугольника была налицо.Это меня скосило.Трагедия предшествует опыту!Подобное не в природе художественных вещей, это плод умопомраченного гения, злобного и безвольного.Сами стихи не оставляли места для двусмысленности толкования их адресата, они были прелестны."Звезда слетела к вам в ладони, и руки жаром обожгла.Жизнь, точно в спальном мы вагоне, качнулась, из - под ног ушла".В тот раз она была сдержанней в проявлении своих чувств ко мне, я переживала такие минуты болезненно.Видя мое огорчение, она смягчилась, и с укором для себя произнесла:"Есть вещи сильнее нас.Мы не будем об этом говорить, правда?"Больше мы не говорили с ней ни о тебе, ни о твоих стихах.Не то, чтобы это ее ранило, ничуть.Даже внутреннего, я видела, смятения чувств не происходило, никакой раздвоенности меж мыслями и поступками.Это в силу цельности ее душевной природы, до которой мне как до звезды небесной, всегда оставляяющей право выбора за собой.Вместе с тем, она не была гармоничным человеком.Здесь явление более высокого порядка; перевешивала ее жертвенность и, порой, мне думается, связывала ее по рукам и ногам.Впрочем, она же давала выход свободной энергии, неутомимой и неиссякаемой, в виде чистоты своих помыслов вкупе с теплотой душевных порывов".Они все плутали по окрестным тропкам сада, заговорщицки сторонясь доступных окрику участков парка, дабы не быть окликнутыми в голове их идущими людьми.Светильники прицельным огнем простреливали от снега расчищенные аллеи.Казалось, само безлюдье этих мест могло сообщать нелюдимость всему живому, что рано или поздно тут обреталось.Они то и дело курили, с небольшими перерывами, которые также можно было назвать перекурами, ибо, завладев спичечницей, одной на двоих, человек не уступал ее прежде, чем выкуривал сигарету.Стрелки его наручных часов, выполненных дизайнерами по спецзаказу военного ведомства, показывали далеко заполночь.Временами они останавливались, чтобы перевести дыхание и, осмотревшись, облюбовать для себя нехоженую дорожку.Впрочем, все тропинки сада вели к центральной аллее, и миновать главные ворота их жизни не было возможности..."
ЧАША СИЯ
1
Откуда было взяться румянцу на его бескровном лице?Зеркало не давало ответа.Сомненье подбиралось все ближе, вызывая дежурную боль в висках.Он топтался на одном месте, мешкая принять снотворное, в то время, как рот его кривился не без усилия в улыбку, показывая местами неровные зубы.Бесхитростные глаза - щурки прицельно били по всей фигуре, по тому месту, которое отважилась взять пятерня на сердце, притупляя тем самым боль.Он, было даже, взялся припоминать физиогномические выкладки последних самых штудий, но тотчас отмахнулся, беспричинно улыбаясь самому себе.Он еще и еще раз принимался взыскательно за лицо; благо, ему вот - вот удалось схватить вместе с улыбкой ту просительную мертвенность, которая нередко выступает на лицах покойников.Только - только ему приходило на ум принять напускную холодность, как он, пристыженный, оправлялся немедля от минуты приступом взявшейся слабости.Веко сбивалось на рабочий ритм сдержанного дыхания, нехотя поднималось до той высоты, которая уважительным самоотводом закатывалась в щелки.Щека, точно отделанная под орех, ходила ходуном, исправно вызывая тик, шаманя, с легкой руки неврастеника, над призрачным счастьем лицедея.Во всем принимая сторону двойника - паяца, разбирая его глум в подробности, без пристрастия, правда, он, вместе с тем, находил, что его педантизм далеко уступает таковому подлинника.Часом открытое обстоятельство радовало и огорчало его одновременно.Над самой бровью, забегая немного вперед, морщинка уступала место более или менее связному течению мысли.Он деланно улыбнулся своей проницательности, безотчетно и робко, высмеивая трогательность в глазах двойника, начинавшего запотевать от его близкого дыхания.Он дышал прямо ему в лицо, сначала робко, дальше, восстанавливая себя в правах, перешел на кашель.В отчаяньи он обводил черты пальцем и тыльной стороной ладони стирал и стирал, горячась предупредить дыхание.Вконец обессиленный, он отвернулся от зеркала и бросился, не раздеваясь, на кровать.
2
Тонкое лицо его выразило злобу; верхняя губа нервно задрыгала, глаза жестко впились в незнакомые черты, выигрывая время."Подождите, ради бога, подождите.Я пришла сказать..." - захлебнулась она на слове, глядя в прямо наставленные на нее глаза."Да, я только...нет, меня просили передать для вас вот это".Она закончила и, старательно запуская руками перед собой, близко - близко, на вытянутую руку подошла к нему нерешительно."Вот, тут все".Видно было, что голос решительно отказывается принимать твердость, а, лицо, - серьезность; она вымученно улыбнулась, все более теряясь.Он взял из ее рук вещь, по форме заключающую в себе коробку, зачехленную в красную тряпицу; так, как отливала ткань, можно было сказать, что это бархат."Зачем вы здесь?Что тут?"Он вслепую водил ладонью по предмету, как если бы разглаживал несуществующие складки."Зачем вы здесь?Чем обязан?"Боясь отпустить ее от себя, он повелительно двинул головой, не так далеко, предоставляя ей место."Вам, разве, не все равно", - так же легко отвечала она и осеклась, видя по его глазам, как кровь приливает ему в лицо.Они сели, бок о бок; она перехватила его взгляд."Я была ей как...ну, сестра, что ли.Нет, много ближе и дороже".Больше не говорили и сидели без движения.Часы показывали шесть, седьмой.И больше не на чем было остановиться взгляду.Только платье на груди пришелицы высоко собиралось на одном дыхании, по - детски робком и, вместе с тем, энергичном.Нет, более ничего, ровным счетом, не выдерживало взгляда.Вповалку книги и бумаги, тут и там разбросанные, образовали канцелярию, богом забытую.На табурет, поставленный на попа, взгромоздилась электрическая плитка, тут же покоился кофейник.Посуды, чтобы готовить пищу, не было.Она придиралась не столько к вещам, которых почти не было, но сколько к беспорядку, который был повсюду и бросался в глаза."Вы... - она вздрогнула, он заметил это, - ...когда в последний раз...когда она уехала?Она просила что - нибудь передать?Она оставила что - нибудь для меня?"Ее взгляд упал на его колени, он обоими руками держал шкатулку.Он все понял."Вы похозяйничаете тут без меня", - точно можно было скрыться с глаз в этой маленькой комнате, от чьих - либо, и быстрым шагом перебрался на тахту.
3
Она легко откинула волосы, менее всего заботясь произвести впечатление, подобрала под себя ноги и, щурясь, пристально взглянула ему в глаза.Он отметил про себя то обстоятельство, что она близорука."Много курит", - первое, что пришло на ум.Верно, она порывисто, всем телом, потянулась ("Бог ты мой, не столько к пачке, сколько к нему") за сигаретами, роняя на весу две - три, уже выщелкивая и прикуривая от зажженной спички."Как это все грустно", - думала она, глубоко затягивалась, без опаски стряхивала пепел себе под ноги."Что же нам мешает быть вместе?" - она уронила голову себе на грудь; ее присутствие выдавало дыхание, детское и, вместе, задерживающееся подолгу на выдохе дымка сигареты."Нет, она не ребенок, она никогда не перестанет быть им.Почему мы не можем расстаться?Только ли потому, что никогда не признавались в своем влечении друг к другу.По прошествии времени оглядываюсь не столько назад, сколько на женщин.Вижу ее.Единственное, что она себе не позволит, взять себя.Господи, зачем все это?"Он знал, что она не передаст ему сигарет.Он было потянулся за лежащими на полу сигаретами, но она предупредила его, отвела руки и спрятала лицо в коленях.Он не прикасался к ней."Ведь ты помнишь, ты не можешь забыть тот вечер, как и я не могу забыть с тех пор своего одиночества.Мое состояние передалось тебе.Мы пили вино и знали, что рядом с нами никого нет.Что мешало мне положить руки на твои плечи, и что не позволило тебе найти мои объятия?Почему я ласкала мужчин и запрещала себе видеть в них тебя.Этот прием я забыла навсегда.В твоих глазах я видела грусть.И только?Нет.Тогда я ушла с другим мужчиной; не к другому, ты понимаешь?А приходила к тебе.Ты понимал меня и то, что я не осталась с тобой, тоже.Что за ночи фантомов вдали друг от друга, ночи исступленной лжи и безотчетность в выборе любовников.И невозможность вернуться к самой себе, той невысказанности чувств, подчас заполняемых новой ложью.Я ждала протянутой руки, одного пожатия.Нет, жеста не случайного и театрального, и, меньше всего, дружеского.Никогда не отвечу на твою дружбу".Окно было открыто створками в комнату.Ветер, холодный ветер, пучил тюль, и в полные легкие разошедшейся стихии врывался в жилые стены, остужал здесь свою напористость и, быть может, пыл любовников.Она откинулась на спинку дивана, не освобождая подобранных ног.Она уже зажигала свечи на пододвинутом стуле и установленном на нем светильнике с тремя розетками о трех свечах.Все три стеариновых огарка были зажжены ею от одной зажженной спички; их она обнесла против часовой стрелки, должно быть, возвращалась мыслями к далекому прошлому.Что было для них годами выдержанное молчание?Хорошим вином, которым он уставлял импровизированный стол - складень из двух табуреток и положенной на них столешницы.Еще была ваза из поддельного стекла, без воды, с тремя нераскрывшимися розами.Тут же сигареты и два стакана.Вино вот - вот должно было быть налито на треть (о!она это хорошо помнила) стакана и, притом, на слух.Он разливал вино и глядел прямо в глаза человеку, которому оно предназначалось.Что было за этим?Только ли деланная бравада на людях, ему близких.Было замечено, что среди людей мало знакомых и столь же мало ему симпатичных он, подчас, стушевывался.Пил всегда много и редкий раз не до бесчувствия.Она знала эту его черту, одобрять не одобряла, но он не слышал от нее ни слова осуждения и упрека.Это было одиночество, она не могла не знать, что принесет ему только боль, если откроет свое отношение к его пристрастию к спиртному.Иногда, она видела, он ждал от нее нарушения установившейся традиции.Она не могла объяснить даже себе, для чего она держит его в ожидании.
4
Спустя неполных три года после их знакомства он получил по почте обычный с виду конверт, надписанный незнакомой ему рукой.Или, ему хотелось, чтобы она была незнакомой.В пакет была вложена страничка дневника, ее дневника.Подлинник был налицо.Да, он обратил внимание на дату, в верхнем левом углу стояло:26 сентября 89 г."Осень, она любит осень", - подумал он, прежде чем перешел к чтению.Лицевая сторона листа по линии обрыва заключала в себе стихотворение, обратная - собственно текст.
"26 сентября 89 г.
Нет, не грусти, пройдет печаль,
в тобой забытый дом вернешься.
Набросишь мне на плечи шаль,
устами уст моих коснешься.
Что я скажу тебе?Ждала,
не смея ждать, несла страданье?
Я силы жить в себе нашла,
себя отдав на поруганье.
Ты не оставишь ласк со мной.
Я отдаюсь безумной страсти
любви, исполнившись тобой.
В твоей я быть желаю власти.
Эта осень и эти дожди захлестывают твою грусть.И то, что ты одна, совершенно одна, обещает впереди еще большую потерю, потерю одиночества.Можно отказаться от всего; от свободы, от самой себя, и заручиться обеспеченностью и достатком первого встречного мужлана.Моя любовь к самой себе затмит его мужскую гордыню.Или, жить подаяньем.Если б только знать, что нищенкой я скажу ему больше, чем говорит о том вся невысказанность моих слов, тогда меня увидят побирающейся в святочные дни у церквей; в поминальные дни у кладбищенских оградок; в привокзальной толчее под палящим солнцем и с непокрытой головой.Или пасть так низко, что свидетельствовать обо мне будет само преступление, подлог под собственное ничтожество.Он рассмеется тебе в лицо при встрече, подаст неразменную копейку, и бросит казарменно:"Оцени себя и дай мне сдачу".Жертвенностью его не купить.Ах, Мари, это ты мне оставила в назидание:"Любовь уменьшается, если не может больше возрастать".Твои слова, Мари, не могли быть произнесены из уст в уста.Твоя чистота не знала триумфа мужского посягательства.Ребенком ты знала, что сохранение ее возложено на скорую смерть.Почему же ты обрекла себя на чистоту и желание жить не взяло верх над смертью?Почему смиренно снесла слепую волю Творца.Не помыслила о бунте плоти?Почему я не могу скостить себе вину, видя свершенное тобой заблуждение?Я посвящена в преступность, как ты в святость, но продолжение жизни не имеет над моим желанием никакой власти.Я не нуждаюсь в твоем порицании, исполнившись волей Творца.Я не ищу оправдания чьего бы то ни было; любви, быть может, еще меньше, - теплоты к себе.Не человеческой и участливой, а мужской.Что мешает ему прийти ко мне, или принять меня такою, какая я есть?На дворе ночь.Дождь делает всех домоседами; и меня, часом, ничто не заставит плестись в бездорожье в сад, давно обезлиствевший, где привольно шныряет ветер и дождь идет ему подельником.Они принимали мое с ним родство.Какой грустью отмечены его глаза, когда он смотрит на меня.Я открыта для него, но пожелай он прикоснуться ко мне, я уйду..."Дальше
он не стал читать."Бред девчонки, которой не дашь и пятнадцати.Спасает почерк и позволяет накинуть корреспондентке еще с пяток годков.На деле, так оно и есть:возрастное.Стихи...полуахматовщина.Переживание ребенка и, не понять, откуда в ней чутье на трагическое.Впрочем, это не забавляет, но, странно.Признайся себе, что здесь ты позер".Он поиграл конвертом в руках, намеренно отдаляя минуту его уничтожения, думая разжечь им печь.Однако, передумал."Этот документ свидетельствует против нее".Почему эта мысль пришла ему на ум, он себе не ответил.Ответ пришел много позже.Тогда же он спрятал конверт в последнее по выходу издание ожеговского толкового словаря, и в дальнейшем его не перечитывал.Он сел за письменный стол и набело переписал с черновой тетради днем ранее написанное стихотворение.Собственно, оно писалось для нее, но он никогда не задумывался, как оно будет ею получено.Машинописный лист покрыли шесть четверостиший.
На вас лица нет, ангел мой,
в большом смятеньи ваши чувства.
Вы помните, для вас одной
стихи, прочитанные устно.
Я с вами откровенен был
в ответ на вашу откровенность.
От вас не скрою, я любил
улыбки вашей неизменность.
С глазами, мокрыми от слез,
встречали вы меня словами:
"Я не хочу прощальных роз,
я навсегда останусь с вами".
Не открывайте глаз при мне
и не кладите рук на плечи.
В пылу любовном и огне
не с вами проведем мы вечер.
Вас нет со мной, и я грущу,
не знаю сна, не знаю жизни.
На бога вне себя ропщу,
к вам я не знаю укоризны.
Себя на мысли я ловлю:
рок кознедействует над нами.
Всем сердцем вас благодарю,
и всей душой, спасенной вами.
Он не забыл приписать слева вверху гриф:"С посвящением N", сложил лист с автографом вчетверо, вложил в надписанный конверт и решил назавтра отправить его по адресату.
5
"Что она могла сделать для него?Воспоминаньем пережитого омрачить его безмятежное, часом, чело; вспугнуть хищной птицы крылья - брови и перенести их стройное тело к ногам той, которую он даже в пьяном бреду не назвал подругой.Стервятник над своей жертвой:что я для него?Это было в сочельник..." - она помнила тот вечер.
Снежная буря улеглась; колкая на звезды ночь вступила в свои права, брала верх над хмельной чувственностью подвыпивших гостей.Молодые люди неохотно вставали из - за стола, поднимали, надо думать, не в последний раз за вечер, бокалы с шипучим вином, по - одному, по - двое подходили к окну, вглядывались в рождественский мрак, говорили проникновенные слова, отходили с шумом, образуя толчею у вешалки, влезали в польта и шубки, нахлобучивали шапки - ушанки и шерстяные шлемы на головы, выпрастывались вон из комнаты на лестничную площадку, дальше, на двор, на свежий воздух, столь же пьянящий для прокуренных легких, сколь и отрезвляющий.Он был строг во весь вечер, не исключительно с ней, но и с друзьями и приятельницами, пил мало, чем вызвал на себя взгляды любопытствующих, впрочем, скрываемых под видом дружеского участия в общем настроении вечеринки, едва закусывая и редкий раз ввязываясь в разговор с соседом или соседкой по столу, как правило, ненадолго.Для нее не осталось незамеченным то обстоятельство, что он не то чтобы скучал, но, скорее, отсутствовал в полном смысле этого слова.На дворе они остались одни, точнее, их оставили вдвоем.В нескольких шагах впереди от них люди шумной гурьбой пересекали проезжую часть улицы, двигались по направлению к саду. Они шли следом, только замедляя шаги и, пока не произнесли ни слова.У дороги они остановились, летящее авто обдало их вспышкой света.Войдя через раскрытую половину чугунных ворот в сад, они не пошли по центральной аллее, как все, а свернули влево, зная здешние дорожки и думая обойти сад по периметру ограды и встретиться с гуляками на выходе.Там, где натоптанная за день дорожка сужалась и требовалось пройти одному человеку, он пропускал ее вперед, дальше они вновь сходились плечом к плечу, ступая шаг в шаг, всю дорогу молчали.Ночь была морозной и в хрящики ушной раковины впивались иголки мороза.Они то и дело прикладывались оттирать уши, веселясь при мысли о неловкости, в которую оба поставлены настоящей встречей, тем не менее, подавляли в себе прилив действительной радости и ни словом не выказывали этого друг другу.Каждый догадывался о чувтвах другого и хранил молчание в знак признания за ним права на тайну.Должно быть, звездный ковер, а не хрустящий наст, устилал пред ними полночный путь.Это выражалось уже в том, что ни один из них не устремлял своего взора к небу, но старательно отводил глаза под ноги, отыскивая свой островок звезд и безошибочно находя в нем путь если не к сердцу, то к пониманию трагедии родного тебе человека.Никто б из них не признался другому, что ждал, не столько встречи самой, сколько возможности отвоевать у вечности или безвременья короткий час свиданья и заполнить его без остатка своим чувством; быть может, разделить его с другим, безмолвно, бесплотно, ибо, не представляющуюся возможность разделить ложе любовники зачастую компенсируют избыточностью чувств, которая имеет природу сообщающихся сосудов.Над ними, в головах, была полная звезд ночь.Они порядочно оторвались от команды праздных гуляк, чья нестройная многоголосица аукалась им на выходе из сада.Они не спешили, нет.Везде был снег, большинство дорожек в саду были не расчищены (по всей видимости, у дворника выдалась предновогодняя неделя) .На хвойных лапах декоративных елей, образующий парадный пятачок у многократно повторенной в своей вульгарной множественности подбитой на бронзе фигуры, покоился снег, отчего ветви дерев царственно провисали.На обезлиствевших тополях снег не оседал столь массивно, здесь ему не на чем было удержаться.Скамейки и те припорошены снежком, обойденные об эту пору вниманием влюбленных пар, молодых мамаш, старцев с неизменной газетой из летнего киоска.Фонарей не было во весь путь, один - два, налившиеся пивной кружкой, попались им на глаза, но в таких неожиданных местах, что вызвали у них улыбку.От окраины ближе к центру парк скрадывала темнота, на периферии же его они и обнаружили заблудшие сюда пару светильников.Нет, ночь не восставала против посягательств человека на безмолвие, которое таили в себе пустынные аллеи, она хранила молчание.
6
Она заговорила, ей в первое лицо необходимо было выговориться.Казалось странным, что прямая речь ее не нарушила внешнего покоя говоривших; точнее, говорила она одна, он же внимал ей с сосредоточенным видом.Слышал ли?Да, слышал.Она знала эту его привычку отстраняться от внешнего проявления внимания к собеседнику, сосредотачиваться исключительно на предмете разговора."Совершенно некстати мне приходит на память Романс Поэта.Почему - то только в нашем саду.Как это ни странно, бывая в Александровском, я скорей смиряюсь с полнотой своего одиночества.Одиночество..." - она боковым зрением уловила едва заметную перемену в его лице, над переносицей собрались морщинки, - продолжать ли?""Как ты успела заметить, я продолжаю слушать",-он не менее тонко прочувствовал выжидательную паузу и проговорил свои слова ровным голосом.Это ее успокоило."Да, одиночество...Я часами могла проговаривать этот монолог про себя, только что не заучивала наизусть; что - то подсказывало мне:провиденье хоть однажды предоставит возможность сказать pro domo mea несколько слов.Но, я б хотела не столько выговориться, сколько быть услышанной тобой, и открываюсь тебе не как благодарному слушателю,- мои требования несколько шире.Не знаю, вправе ли я говорить о родстве наших душ.В наших отношениях, а я не поверю в их неподлинность, никогда не было братских или дружеских чувств, будь то привязанность или симпатия.Что - то возвышало нас в глазах друг друга, пусть, против собственной воли.По крайней мере, одному из нас его совесть будет порукой за чистосердье сказанных слов.Другому...Опять же, неизвестно, помогут ли его сердечные нети разобраться в своем вероломстве; мои чувства к тебе вправе быть уважены, пусть и попранные не единожды.Могу ль я так говорить с тобой, ведь ты не заподозришь меня в высоком слоге?" - само дыхание ее, сбившееся на волнение, выдавало проникновенную нежность сказанных полувопросом слов.При этом она не смело перехватила запястьем изгиб его локтя.Он не отстранился и не отдернул руки, но они остановились."Да, то есть нет..." - не зная как заполнить неловко образовавшуюся брешь, он помешкал с ответом, переминаясь с ноги на ногу, собрался было тронуться дальше, строго развернувшись по направлению пути их следования, но раздумал.Она оставалась стоять на месте, точно срослась стройными ножками -корнями с землей, и полными неподдельного озорства глазами следила за ним.Он помнил эту ее особенность трунить над ним в редкие минуты несобранности мыслей и, еще больше, несообразности им поступков; в эти минуты она запечатлевала с фотографической прицельностью недетский его сомнамбулизм.В озерцах ее глаз плескалось озорство, отчего он еще больше смутился, если не пришел в отчаяние.Он пошарил у себя в карманах, выудил пачку сигарет, не обнаружа спичек, вновь начал рыться в карманах пальто.И на этот раз ничего не нашед, он виновато посмотрел ей в глаза.Она подала ему спичечный коробок, вложенный в серебрянную спичечницу.Эту спичечницу он подарил ей с год назад, на рождественскую ночь, которую они провели у ее подруги, в обществе веселых молодых людей и их приятельниц.Она, помнится, залучила его на вечеринку прямо с улицы, где они встретились у Торгового центра, делая предновогодние приобретения.Он тогда с большим запасом впрок закупал спиртное, над чем она не преминула посмеяться."Ее подруги..." - воспоминания горячей волной прилили к головному мозгу и, будто от принятой водки, стали растекаться по кровотокам тела.Она уловила перемену его настроения, но не подала виду, только в чертах ее лица прибавилось сдержанных и жестких линий."Да, у ее подруги..." - он осунулся с лица при воспоминании о давней встрече, взял у нее спички и раскурил сигарету.Не в его правилах было давать прикуривать девушкам, и он затушил спичку и вернул ей спичечный коробок.Она с видимым неудовольствием прикурила сигарету, сожалея о том, что своей выходкой повергла его в задумчивость, граничущую с отрешенностью.Не стоило ей показывать злополучную спичечницу и вызывать тем самым приступ болезненных воспоминаний.Впрочем, он вскоре оправился."Ты, верно, не знаешь, как эта спичечница попала в мои руки, или же я тебе рассказывал об этом?"Она покачала головой."Нет?Это было в Петербурге, я гостил у приятеля, с ним мы коротко сошлись еще в студенчестве.Он оставил мне квартиру, а сам подался на заработки.Улыбки здесь ни к чему, это не то, что ты думаешь.Дабы развенчать твои сомненья, у меня никогда не было подруг и любовниц.Никогда...Днями я безвылазно торчал в Публичной библиотеке, а под вечер спускался в подвального типа забегаловку.Окололитературная шелупень цедила кофе и коньяк, закусывая через раз сосисками, а, так, острословием и сигаретами.С одним из таких бородачей и балагуров мы говорили о Ницше.Тогда я был юн и в полемическом пылу с долей непечатного цинизма говорил примерно то, что Ницше не эстет;падающего к пропасти подвигать не следует, он обрящится сам.Эстет - чистое созерцание, без механического к тому усилия.Мы разошлись до того, что нас вытолкали взашей из прокуренного кафе, и мы долгое время слонялись по городу.Быть может, на какие - то вещи он открыл мне глаза.Мы простились коротко, и перед своим уходом он вложил мне в руку маленький предмет.Когда знакомец скрылся, я рассмотрел тонкую работу на серебре.Это была миниатюрная копия Ники Самофракийской из Луврского собрания.С его подарком я был неразлучен лет пять, потом он перешел к тебе.Все это странно..."Он в несколько глубоких затяжек докурил сигарету и бросил окурок себе под ноги.Они направились дальше в глубь аллеи."Ты помнишь, как произошло наше знакомство?Оно было до странности фантастичным, впрочем, как и все, связанное с тобой".Она не дожидалась ответа, поспешая с воспоминаниями."С появлением твоих стихов в некоторых кругах в нашем городе о тебе заговорили тепло и недоброжелательно одновременно, дифирамбам неизменно сопутствовали злословье и ересь, бесстрастия не было.Фарисейство не в последнюю очередь торопилось с объятиями и лобызаниями.Ни к какому хору мой голос не принадлежал, и соло мое исполнялось куда с более скромным видом.Нашему очному знакомству предшествовало несколько курьезных, если не сказать, комичных вещей, связанных отдаленно или прямо с твоим именем, с твоими стихами, с людьми и исходящими из их уст легендами, проливающими свет на мое представление о тебе.Поспешности с моей стороны не было; я, точно промокательная бумага, впитывала и чернила, и белила.Мне показали стихи некоего юноши под инициалами N.N.,тогда еще никому ни о чем не говорившие.Но, стихи...Даже сейчас, спустя несколько лет, первое впечатление, полученное от их чтения, перебивает последующий пиетет перед подлинником и их творцом.Говорю без лицедейства, поскольку личного мотива отшатнуться от них у меня тогда не было."Вы отмолчались, слава богу, тревогу мне внушая, страсть.Вы мне предстали недотрогой, приобрели над сердцем власть".Дыхание стесняет грудь, когда повторяешь эти строки.Счастливица, коим образом вдохновлено изысканное перо поэта, никак не обнаруживала себя.Инкогнито не разрушалось неожиданно схваченной метафорой его очаровательных черт.При моей чуткости, ни один коготок анализа не впился в живую плоть анонима.Мастерская работа.Даже смутно я не могла представить, что за бесплотными чертами героини скрывается одухотворенный образ моей подруги; не разумела, что все твое творчество под знаком посвящения ей.Тогда я была связана мужчиной, и к новому увлечению готова не была.Больше, чем увлечением, я ни одну связь с мужчиной не называла.Хотя, шалая мысль проницала сознание не однажды, и, я было решилась завести твое самолюбие, в себе я была уверена.Вскоре у подруги я обнаружила машинопись твоих стихов и прозаической вещицы, где мистерия любовного треугольника была налицо.Это меня скосило.Трагедия предшествует опыту!Подобное не в природе художественных вещей, это плод умопомраченного гения, злобного и безвольного.Сами стихи не оставляли места для двусмысленности толкования их адресата, они были прелестны."Звезда слетела к вам в ладони, и руки жаром обожгла.Жизнь, точно в спальном мы вагоне, качнулась, из - под ног ушла".В тот раз она была сдержанней в проявлении своих чувств ко мне, я переживала такие минуты болезненно.Видя мое огорчение, она смягчилась, и с укором для себя произнесла:"Есть вещи сильнее нас.Мы не будем об этом говорить, правда?"Больше мы не говорили с ней ни о тебе, ни о твоих стихах.Не то, чтобы это ее ранило, ничуть.Даже внутреннего, я видела, смятения чувств не происходило, никакой раздвоенности меж мыслями и поступками.Это в силу цельности ее душевной природы, до которой мне как до звезды небесной, всегда оставляяющей право выбора за собой.Вместе с тем, она не была гармоничным человеком.Здесь явление более высокого порядка; перевешивала ее жертвенность и, порой, мне думается, связывала ее по рукам и ногам.Впрочем, она же давала выход свободной энергии, неутомимой и неиссякаемой, в виде чистоты своих помыслов вкупе с теплотой душевных порывов".Они все плутали по окрестным тропкам сада, заговорщицки сторонясь доступных окрику участков парка, дабы не быть окликнутыми в голове их идущими людьми.Светильники прицельным огнем простреливали от снега расчищенные аллеи.Казалось, само безлюдье этих мест могло сообщать нелюдимость всему живому, что рано или поздно тут обреталось.Они то и дело курили, с небольшими перерывами, которые также можно было назвать перекурами, ибо, завладев спичечницей, одной на двоих, человек не уступал ее прежде, чем выкуривал сигарету.Стрелки его наручных часов, выполненных дизайнерами по спецзаказу военного ведомства, показывали далеко заполночь.Временами они останавливались, чтобы перевести дыхание и, осмотревшись, облюбовать для себя нехоженую дорожку.Впрочем, все тропинки сада вели к центральной аллее, и миновать главные ворота их жизни не было возможности..."
ЧАША СИЯ
